Домовой-доможил.

В старину люди не решались произносить это имя вслух — из уважения к нему и из суеверного страха перед ним. Называли его хозяином, дедушкой, братанушкой, доброжилом, суседком, а иногда и просто — он или сам.

О происхождении домовых существует такая легенда. Когда Господь при сотворении мира сбросил на землю всю непокорную и злую небесную силу, она возгордилась и подняла мятеж против своего Создателя. На людские жилища тоже попадали нечистые духи. Поселившись ближе к людям, они обжились и смягчили свой нрав. Не стали они злыми врагами, как водяные, лешие и прочие черти, а как бы переродились: превратились в доброхотов и при этом даже оказались с привычками людей веселого и шутливого нрава.

Никто не позволял себе выругаться их именем. Всегда и все отзываются о них с добродушием и нескрываемой нежностью.

Каждая жилая деревенская изба непременно имеет одного такого невидимого жильца, который и становится сторожем не только самого строения, но, главным образом, всех живущих: и людей, и скотины, и птицы.

Видеть домового нельзя. И если кто говорит, что видел его в виде вороха сена, в образе какого-либо из домашних животных, тот явно лукавит. Тем, кто пожелал бы его видеть, предлагают выполнить нелегкие задания: надо надеть на себя, непременно в пасхальную ночь, лошадиный хомут, покрыться бороной, зубьями на себя, и сидеть между лошадьми, которых он особенно любит, целую ночь. Говорят, если домовой увидит человека, который за ним таким образом подсматривает, то лошади начинают бить задом по бороне и могут до смерти забить любознательного.
Верно только одно, что можно слышать голос домового, его тихий плач и глухие сдержанные стоны, его мягкий и ласковый, а иногда и отрывисто-краткий и глухой голос в виде мимоходных ответов (тогда умелые и догадливые успевают окликнуть и спросить его при удачно представившемся случае). Впрочем, многие не пытаются ни видеть этих духов, ни говорить с ними, потому что от этого добра не будет: можно даже опасно захворать.

Домовой, по доброму своему расположению, обычно к большаку семьи может наваливаться во сне на грудь и давить.

Большак

Старший в доме, хозяин или хозяйка, старшина в семье. Большаком и большицей называли также старших детей. Большухой именовали и девку, водящую в хороводах, играх.

Кто, проснувшись, поспешит спросить домового: «К худу или добру?» — он ответит человеческим голосом. Только таким избранным удавалось узнать, что домовой мохнатый, оброс мягкой шерстью, ею покрыты даже ладони его рук. Часто он гладит сонных своей мягкой лапой, и тогда не требуется никаких вопросов — ясно, что это к добру. Зла людям он не делает, а, напротив, старается даже предостеречь от грядущих несчастий и временной опасности.

Если он временами стучит по ночам в подызбице, или возится за печью, или громыхает в поставцах посудой, то это делает он просто от скуки и, по свойству своего веселого нрава, забавляется. Домовой — вообще большой проказник, своеобразный шутник и, где обживется, там беззаботно и беспричинно резвится. Он и сонных щекочет, и косматой грудью на молодых наваливается. Подурит и пропадет с такой быстротой, что нет никакой возможности заметить, каков он.

Поселяясь на постоянное жительство в теплой избе, домовой так в ней приживается на правах хозяина, что вполне заслуживает присвоенное ему в некоторых местностях прозвание доможила. Если он замечает покушение на излюбленное им жилище со стороны соседнего домового, если, например, он уличит его в краже у лошадей овса или сена, то всегда вступает в драку и ведет ее с ожесточением. Но одни лишь чуткие люди могут слышать этот шум в хлевах и конюшнях и отличать возню домовых от лошадиного топота и шараханья шальных овец.

Приживается домовой в избе так сильно, что его трудно, почти невозможно выселить или выжить. Надо владеть особыми притягательными добрыми свойствами души, чтобы он внял мольбам и не признал бы ласкающие слова за лицемерный подвох, а предлагаемые подарки — за шутливую выходку. Если при переходе из старой избы в новую не сумеют переманить старого домового, то он остается жить на старом пепелище, среди трухи развалин. Он будет жить в тоске и на холоде, в полном одиночестве, даже без соседства мышей и тараканов.

Оставшись так из упрямства или оставленный по забывчивости хозяев, домовой будет томиться и скучать, изводить всю округу по ночам стонами и плачем. Но и хозяевам в новой избе будет неуютно и неспокойно без своего домового. Поэтому каждую ночь хозяин без шапки, в одной рубахе ходил в старый дом и с поклонами упрашивал домового пожаловать в новые хоромы, где самой хозяйкой приготовлено ему угощение: хлеб с солью и водка в чашке.

При выборе в избе места для житья домовой неразборчив: живет и за печкой, и под шестком, поселяется под порогом входных дверей, и в подызбице, и на подволоке, любит проводить время в голбцах и в чуланах.

Подызбице

Кладовая и погреб, подполье, она может быть нежилая. Также подызбицей называли особую зимнюю избенку, которой пользовались, чтобы сохранить в целости и сохранности белую избу. Подызбице — это и теплая избушка для мелкого скота.



Подволока

Так называли настилку или подшивку по матицам, накат или потолок, а также вышку, чердак, подпечье, куда клали ухваты, кочерги.

Жена домового, доманя, любит жить в подполье, причем крестьяне при переходе в новую избу зовут на новоселье и ее, приговаривая: «Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу — как умею награжу».
Без домового крестьяне не представляли себе жизни. Кто, кроме него, предупредит о грядущей напасти, кто скажет, какой масти надо покупать лошадей, какой шерсти покупать коров? Разъезжая на нелюбимой лошадке, домовой может превратить ее из сытого мерина в такую клячу, что шкура будет висеть как на палке.

Бывают лошади «двужильные» (переход от шеи к холке раздвоенный), в работе негодные: они служат только на домового. Кто об этом узнавал, спешил продать такую лошадь за бесценок: если такая лошадь околеет на дворе, то сколько лошадей ни покупай потом — все они передохнут (счетом до двенадцати). Чтобы предотвратить гнев домового, околевшую лошадь следует вытаскивать не в ворота, а в отверстие, проломанное в стене хлева.

Чтобы избежать напастей, после покупки коровы или лошади повод от узды или конец веревочки перекладывали из полы в полу с приговорами пожеланий «легкой руки». Потом покупатель снимал с головы шапку и проводил ею от головы и шеи, вдоль спины и брюха животного. А когда скотину вели домой, то из-под ног по дороге поднимали щепочку или палочку и ею погоняли. Когда же приводили корову во двор, погонялку эту забрасывали: «Как щепочке не бывать на старом месте, как палочке о том же не тужить и не тосковать, так бы и купленная животина не вспоминала старых хозяев и не сохла по ним».

Затем животному давали кусочек хлеба, а к домовому обращались открыто, при свидетелях, кланялись в хлеве на все четыре угла и просили: поить, кормить, ласкать и холить и эту новую скотину, как бывалых прежних.

Охотнее всего домовой старается предупреждать о несчастьях, что бы хозяева успели приготовиться к встрече с бедой и отвратить от себя напасть. Если слышался плач домового — быть в доме покойнику. Когда он у трубы на крыше заигрывал в заслонку — будет суд из-за какого-нибудь дела и обиды. Обмочит домовой ночью — заболеет тот человек. Подергает за волосы — остерегайся, жена: не ввязывайся в спор с мужем, а то Может побить тебя, и очень больно. Загремит домовой в поставце посудой — осторожнее обращайся с огнем. Плачет домовой и охает — к горю, а к радости скачет, песни играет, смеется. Иногда, подыгрывая на гребешке, предупреждает о свадьбе в семье.

Домовой любит те семьи, которые живут в полном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру, в порядке и чистоте держат свой двор. Если такие хозяева забудут, например, замесить коровам корм, задать лошадям сена, то домовой сам за них позаботится.

Зато ленивым и нерадивым он охотно помогает запускать хозяйство и старается во всем вредить: мучает и бьет скотину, засоряет навозом двор, давит каждую ночь и сбрасывает с печи и полатей на пол хозяина, хозяйку и детей. Но можно помириться с рассерженным домовым — положить ему нюхательного табака, или подарить разноцветные лоскутки, или просто угостить горбушкой хлеба, отрезанной от непочатого каравая.