тетрадь старорусского колдовства

Зазывы простыя.
Сих простых зазывов суть тринадесять. Потребны егда надобно человека коего ко порогу привесть да той человек жив и не в долге от порога сего, а и то порог высок мнися.
Зазыв первый на лучину.
По всяк час творить може, яко по вся уделы месяца.
"Царь огонь, вземь от мя весточку малу да вдай во серьдце раба божия имя. Приищи же, царь огнь порог раба божия имя да приищи ево горницу, да поемли ево разум да вдай весть сию во серьдце. Дабы раб божий имя, до мово порога стопы правил. Разум бы ево мутися, серьдце бы ево, трепеше, доколе мому порогу не предстанет. От сего часа доколе дело исполнися. Яко ступи раб божий имя на порог, тако морок сей расторгнися. По веки вечныя аминь.
Заговоры на погостну воду.
Еси разныя заговоры на погостну воду. Вся сии заговоры на порчи многоразличныя, ино смертны, а ино на хвори творимыя. Егда може ворога погостной водицей поить, то иного не надобно, кроме заговора на водицу сию. Ея же, сиесть водицу погостну, може сорастворяти со иной коей водой точию питием, вмале во сие питие водицы погостныя примешав. Много ли мало сей погостной водицы во питии буде несть различия, аще же може и вовсе сей погостной водицей едино поити ворога, то зело удобно, егда на смерть порча.
Заговор дабы кровь во телеси стыла да ко главе клубком вся прихождаше, (вероятно инсульт).
Честь же сей заговор двунадесять раз во пору егда солнце заходит. Честь же на водицу погостну да после ея водицу може с вином чермныим, (красным), сорастворити и ворогу испить даждь. Заговор же таков:
«Мати водица, ведомы те человеки мертви. Сии-то мертви человеки, по земи не хождаше, словеси не глаголют, руцы я не подъемлются, нози я не ступают, кровь я не обращся, тако бы и раба божия имя, како вкусит тя, мати водица, по земи бы ея, рабе божией имя, не ходити, рук бы не подъемлети, нози бы не ступали, а и кровь-то во телеси буде хладна да ко главе бы вся клубком приступи. Слово моё крепко николе порушися, молитвами не съять, заговоры не отговорити. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы ум да память отъяти.
Сей-то заговор таже на водицу погостну честь да точию во полунощь. Молвити же тринадесять раз.
«Мати водица, знаемы те мертви, яко сии мысли во умах николе содержат, тако бы и рабе божией имя ни коей мысли на уме не держати, яко мертви памяти николе емлют о сродниках, ниже о живых людиях, тако бы и рабе божией имя, сродников да знаемых человеков с памяти истребите. Яко мертви не разумеют идее пребывают, тако бы раба божия имя не разумела ни жила, ни кто еси. Яко мертви мороком прихождаше да живых человек, тако приступились бы до рабы божией имя, вси бы обращся да ум ея кружити. Сим словеси недоговору, ниже переговору несть. По веки вечныя аминь».
Заговор на смерть.
Молвити во полунощь четыредесять раз и сию водицу неможно с чем сорастворяти.
«Мати водица, знаемы те мертви, хладны да недвижимы, очи не взирают, уста не глаголют, руце не подъемлются, нози не ступают, сердце не трепещет да и разум не мыслит. А пособи же ми, мати водица, соизыти бы рабе божией имя, ко погостныим жителем, дабы рабе божией имя быте хладной да недвижимей, устам бы ея глагола не молвить, рука бы ея не подъемлеть, нози бы ея не ступали, сердцу бы ея не трепетати да и разуму-то не мыслити. Несть же сему заговору не преговору, не недоговору по веки вечныя аминь».
Заговор дабы речь ворога отъяся.
Сей-то заговор по захождении солнечном молвить. Честь-то тринадесять раз с многоразныим питием сорастворяти може.
«Мати водица, знаемы те мертви, яко я словеси не глаголют, уст не отверзают, знаемы те гробы, веком не растворими, знаемы те камени погостны, ни едина глагола не молвят. А пособи ти, мати водица, ми во поделие чёрном, дабы раба божия, яко мертви глагола не молвила, яко гробы уст не растворяла, аще бы растворяла, тако словеси не исторгала, яко камени речей не говорила. А буде словеси моя крепкы. Доколе мертви словеси молвят, доколе гробы я растворятися, доколе камени погостны речи сказывати станут, дотоле не испроврещи сего заговора. Несть сим словесим не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы ворогу очами николе не зрети.
Честь во полунощь, тринадесять раз да водицу сию с чем потребно сорастворяти може. «Мати водица, знаемы те мертви, яко пребывают я во велией теми, тако рабе божией имя вживе во теми пребывать, яко гробы я не растворятся, тако б очи рабы божией имя, вовек не растворилиса, яко я равны днесь да нощь, тако бы рабе божией имя ста. Словеси моя крепкы, поделием полунощныим. Доколе же гробы растворися, доколе мертви очи разомкнут, доколе из гробов соизыдут, дотоле крепок сей заговор. Несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы сердце остановити.
Молвить четыредесять раз, во полунощь да сию-то водицу сорастворяти неможно.
«Мати водица, знаемы те мертви, яко я сердца николе трепещут, кровь николе обращся, дыхания же николе несть. Тако бы у рабы божией имя, сердце николе трепетало, кровь николе обращся, дыхания николе несть. Пособи ти, мати водица, ми во подели чёрном, остуди у рабы божией имя кровь кипучу, останови сердце скоро. Дабы вмале времяни во гроб ея соизыти. Несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы дыхание остановити.
Сей-то заговор молвить четыредесять раз по захождении солнечном. Сию же водицу сорастворяти неможно.
«Мати водица, знаемы темертви, яко я дыханием не колеблемы, яко во гробех дыхания несть, яко камени погостны дыхания не емлют, тако бы раба божия имя, дыханием николе поколеблется, дыхания же и несть, а и яко камени погостны, потребы во сим николе емлет. Пособи ти, мати водица, ми во подели чёрном, приведи рабу божию имя, вмале времяни ко гробу. Доколе мертви из гробов не восстанут, доколе дыхание я не обновитися, доколе камени погостны дыхания не емлют, дотоле не испроврещи сего заговора.. несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы слух отъяти.
Сей заговор честь во полунощ, тринадесять раз. Водицу же с чем потребно сорастворяти. «Мати водица, знаемы те мертви, яко ни един слышати николе не може, ни стоны , ни слёзы не ведает, ни птичья щебета. Тако бы и раба божия имя, николе могла послышати, ни гласа, ни крика, ни говора. Доколе мертви гласа не послышат, дотоле заговора сего не испроврещи. Несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор нечувствие навести, (паралич).
Сей заговор во полунощь четыредесять раз молвить. Водицу же сорастворяти неможно. «Мати водица, знаемы те мертви, яко руце я не подъемлются, нози я не ступают, персты я не движуся, тако бы у рабы божией имя, руце не подъемлелись, нози не ступали, персты бы не чувствовати. Пособи ти, мати водица, ми во подели чёрном, дабы раба божия имя век во постеле изжила. Доколе мертви по земи не поидут, доколе руце не подъемлют, доколе персты обращати не ста, дотоле не испроврещи сего заговора. Несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы во ногах силу отъяти.
Сей заговор молвити тринадесять раз по захождении солнечном. Водицу же сию с чем потребно сорастворяти може.
«Мати водица, знаемы те мертви, яко я со гробов не восста, по земи не хождаше, яко я во гробех лежат, вовек не поидут. Тако бы раба божия имя, по земи не ходити, нози бы ея отъяся. Пособи ти, мати водица, ми во подели чёрном, отыми силу во ногах рабы божией имя. Доколе мертви из гробов не восстанут, доколе по земи не поидут, дотоле не испроврещи сего заговора. Несть сим словесим не переговора, не недоговора. По веки вечныя аминь».
Заговор дабы ум вмале времяни мутить, (обмороки).
Мей заговор молвит иринадесять раз по захождении солнечном. Водицу же с чем потребно сорастворяти може.
«Мати водица, знаемы те мертви, сень-то отъяся от телеси я да по нощи мороком по земи хождаше. Пособи ти, мати водица, ми во подели чёрном, яко исхождаше сени из гробов телеси своя, тако держати бы им путь до рабы божией имя, дабы ея мучати, ум ея мутить, сердце щепить, память отымать. Словеси моя крепкы. Несть сим словеси не переговору, не недоговору. По веки вечныя аминь».
Заговоры на судебны тяжбы.
Сих же есмь велие множество, яко не счесть тяжб бывающих, тако же и нужд чрез них являемых. Сице зде колико есмь.
Перьвый заговор, аще восхощет кой человек твое имение отъяти.
Сице же по вся имение хождаше во полунощь на всяк днесь тяжбы, их же много бывающе, ходите же от дальнея горниц ко перьвыим. Да егда ходити, то со лучиной, сию же вземь в держицу. Хода же три круга, а и заговор-то чести на каждыя по тридесять-то и три по всяк круг.
«Яко еси днесь да нощь, тако еси суд земныя да небесныя. Суд небесныя, иже праведен, суд земныя еси приткновен. А поиду же аз до суда земнаго да испрошу се милости, а и суди-то во судех земныих еси беси темновидны. А еси вы, бесы темновидны, пособите во тяжбе земныя, дабы ся тяжба мене на лад бысть. Тако исполните, вы бесы темновидны, дабы ворогу муку приятии, муку приятии да тяжба-то обращся противу раба божия имя ворога. А егда же буде словесы раба божия имя, то вси на клевету приемлются, а и буде от его людия да не взыщутся от я словесы, а и буде судьи-то николе не милостиви. Пособите во потребе сея, судиьи-государи бесы, аз на то оброк сотворю. Ныне и в век века аминь». По конце же тяжбы сей подобает монету серебряну кую ни есмь числом на перекрёстке во полунощь оставить. Тако со примолвкой: дань до новыя потребы в век века аминь. Сице исполнено.
Привязки кровныя.
Сии же вси привязки до многоразныих потреб. Перьва же аще ведьма при гробе пребываше, а и несть человек, кои бы силу ея прияли. Сице надлежит творити николе по часе, николе же и нощь да днесь, а вместно по всяку пору. Тако иглицей костяной, яко преже писано заговорённой, кровь бы се ведьма на шуйныя руце отворила. Яко кровь-то течёт, тако трижды заговор молвить: еси ти кровь – руда же человечска, аще ли ти бысть живота зачало, живота зачало ево же держица. Еси ти кровь – клятвы мнози сокрепляеше меж людия да беси, по всяк зарок веком. Еси ти кровь, буде ми ныне порука да сокрепи уговор, дабы емлемо ми бысть по гробе упокоение. А и преиде сила, кою ныне в се емлю да отиде беси ми верни заступницы, ми же во поделиях общники, кои до мя сокреплены бысть, а и кои добрыя по души порукой, а и кои данью емлеми, а и кои во уветии сподоблены. Тако бы отиде вся чесо емлю до вещи кою со примолвлением возму да чрез вещь сю бысть бы вся человеку прииде. Сему же времяни несть, а бысть по веки вечныя. Ключ поделие кровное- замок уговор древлий Аминь. засим во десну руцу взем вещицу во кою сила соизыти должне да на ню, сиесть вещицу, таков заговор молвить надлежит двунадесять раз счётом. Еси ти, именование вещи, буде ми во подели потворнице, сиесть со беси общнице, силе же сокровеннее приемнице. Беси же зовом сокликати, сила аще же соизыти совне. Аще ли кой человек по сем часе во руцу вземлет, тако бысть сему человеку силу емлющу. А и бысть сему человеку силу емлющу, егда же сила вовне соидет. Егда же сила вовне соидет, тако беси на сие сохождашася. Егда же беси на сие сохождашася, той бысть я вси человеку силу емлющу общницы, яко ми на веку бысть, а и бысть я вси человеку силу емлющу советницы, яко ми бысть, а и бысть я вси человеку силу емлющу сокреплени, кои ми бысть. А и бысть я вси человеку силу емлющу данники, кои ми бысть, а и бысть я вси человеку силу емлющу порученники, кои ми бысть. Точию же бысть я человеку силу емлющу заступницы крепцыи да во уветие по вся дни пребывающи. Ключ поделие кровное – замок уговор древлий. По веки вечныя аминь.
Клятва кровная.
Втора привязка кровная еси клятва. Силу емлет обетование кровью сокреплённое да бесами утверждённое. Творися же по всяку пору, егда потребно. Творити же тако надлежит: кои обет заключают им же на шуйныих руцех, сиесть на длани да нутреной стороне я, кровь отворити потребно. Засим длани крепко свести персты соплетая, дабы сорастворилася кровь я и чрез то бысть бы обет сокреплён. Словеса же таковы един раз молвить тому, кто обетование творит:
«Аз есмь имя, словеси обета, от начала дни сего по конце века сие обетование емлю и сокрепляю. Бысть бы сокрепление кровь, бысть бы свидетели беси, бысть бы порука жизнь земна, сила ведовская, порука бесовска да душа вечна. Аще же коей малостью приступися от обета сего, тако отъяся жизнь земна, сила ведовская, порука бесовска да душа вечна имя во крепость и дань вдася. От сих словеси да по конец веку. По веки вечныя аминь».
Подклад хвори смертной (переклад).
Ащё человек хвор и смерть в ногах стоит, то обратить ея ко иному кому зело посильно. потребно ради то исподнее одеяние хвора человека да заговор над им молвить, а и ко ворогу под порог бросить. Заговор же таков:
"Еси ты смерть - княгинюшка да зело люта старица, а и несть кто тя превозможе да и несть кто тя превозможе да нести кто избежит, то и еси человек сей твом то перстом указан да твоим то отмечен, а еси то и человек раб божий (имя), а и же ти княгинюшка, а еси же ты люта старица да отыди ти от раба божия (имя), да преступи ти ко рабу такому-то. А и буде раб сей твом перстом отмечен, а и вземь раба (имя) да во палаты твоя княжески да во терем смертной. Бытии по словесам сим от сего сказа да по веки вечные. Аминь."
Сию одёжку под порог ворогу бросить да и примолвить:
"Ти княгиня -смертушка у сего порога пристанище. Аминь."
Отыдет смерть от хворого во скору пору да и к ворогу на порог ступит.
Барский на деньги
Три золотые монеты, цыплёнок, их несут в лес. В лесу найти дерево с дуплом. В дупло сперва кидают листья папоротника со словами:
"Восхваляси такожь треглав круглиной, да сей рыжь да златом отклик возымеить."
Затем в дупло кидают одну за одной монеты, когда кидают каждую монету говорят:
"Живот мой да увенчан сей барского люда знатного отрадой." Когда закинута третья монета то отрывают голову цыплёнку со словами:
"Якожь авраамов семя дитя привычно, да жертвиной, також я живота малого лишивши, да силе покров да на злато испрашиваю. Аминь."
Затем тело цыплёнка кидают тоже в дупло. Всё забивают сверху глиной или землёй. Когда всё забито то говорят:
"Тресь оно златового, барска судьба, да то извечного, да то полем рыж, да животиной что мала есть, да землицей преисполняю. Да на небесину хождением отправляю. Иже там ходюка твердая, да там ходюкать по твердыне да мне тут на богатеющу стезь, иже то златов аки светильников в ночном небесине, аки древов в лесинах усеянных, да всех монетин чеканенных. Три приспешниковых заартачу вознамеренны, да на спех богатством ко мне тянуты, иже мне в баринах нынче ходом ходить. Аминь."
Уходить не оборачиваясь. Три дня после этого не вести никаких торговых дел. Если это соблюсти то всё будет успешно сделано.
Подклад на воскресну милостыню (переклад)
В заводе меж людом пред зорькой утренней да на светлу пасху нищему люду у ставен да у порога милостыню класть. Милостыня та монеты да явства разны, дабы чем в праздник разговеться бысть. Тако чрез сей обычай посильно подклад содеять и хвори да беды на милостыню приложить. Вершить же сие тако подобает: на ту милостыню сорок раз молвить таков заговор да и снести нищим :
" Яко боле имене, то боле спрос, тако нище подати потреба, а и богаты еси ми несть шелки драгими да и несть яствы многи, да и несть ино добро, а и богаты ми хворьми да болестями, (перечисли хвори), тако по утре светлом дань кладём превелику от именем нога да се те хвори да болести, (ещё раз перечни), отъя от ся даждим на рабов божьих нищих да именами безвестных. Во имя отца и сына и свята духа. Аминь."
То и делу конец. А милостыню у дома оставь.
На три серебряны монеты.
Сей обряд на деньги по век творящего силён. Аще восхощешь содеять, того ради потребно тако сотворити: на зорьке утренней взяти водицы ключевой да сию водицу-то в малу древесну чашу, (размер 100-150 грамм и дерево любое), да сотворити сие потребно егда полунощи месяц стар. Тако во полунощь-то во ту чашу со водицей бросить три серебряны монеты да сие со причётом, а причёт же таков:
«Еси ти водица сильная, да от зорьки утренней прими ти от мя монеты царския да сребрённыя, сполни ти водица чиста си монеты царския да сребрённыя велией силушкой, дабы си монеты царския да сребрённыя мене во пособь быхом по век. Яко те по дни да нощи рассточатися да яко то те истреблятися, то бы во ту порушку монеты царския да сребрённыя силушкой полнились, а егда бысть те источитися, а егда бысть те истребитися, то и монетам сим всю силу приять. А буде ти силушка водная мене на велик пребыток, а буде ти силушка водная, мене на премног достаток. От сих словес до часу смертна. По веки вечные аминь. Егда водица иссякнет, то и монеты силой преисполнятся».
Молвить сей причёт всяку полунощь того стара месяца да по девяти раз. После си монеты содержати со иными сокровищами да деньгами скопленными, дабы они чрез то пребыток содеяли. И всё сие дело.



Причёты ко двунадесяти трясавицам.
Купно на вся сии причёты ведати потребно, чесо еси двунадесяти трясавиц. Сии трясавицы кажда в пору власть держит. А во ины поры тако же силу емлет да не равну утверждённой ея поре. Сице двунадесять причётов да по числу сих трясавиц. Сии же причёты, дабы кую ни есмь трясавицу на жива человека во всея ея силе обратить. Еси и причёты како сие съять да их-то равно двунадесять. Тако же еси меж люда хождение единых заговоров да ими сии трясавицы не побеждаемы. Кое есмь едины заговоры да на вся двунадесяти трясавиц, то егда силу емлет сей заговор, аще трясавицы не напуском навели, а яко хвори по ослаблению пришли. Егда же слаб силами кой человек, то да его трясавицы без причёта прихождаше, а их же съять мал труд. Колико же напуском содеяны, то сии едино двунадесятью причётами отчитывать, а ино несть толку.
Перьва трясавица именем Знобея.
Удел же власти ея велик от месяца септемврия дня перьваго до месяца октемврия дня же тридесять перьваго. Да восе емлет таковы разны хвори, яко озноб да со огневицею велией, подёр да сверьба, а и по вся телеси ломота сие же вся есмь до смерти, аще не съять отнапуска. Причёт перьвы да сея трясавицы. Причёт же на водицу честь потребно, егда еси вещица кая да человека принадлежаща, то сию вещицу той водицей кропить, ино же несть ея, то испить дать человеку, а буде сие невместно, то при пороге ли на земь у ворот вылить. Да причёт-то честь три дни к ряду, егда на ум вспадёт во дни удела трясовицы. Творить же сие во полунощь, месяц небесный для сего силы не емлет. А дабы двунадесять раз порядок не твердить, то сие верно до вся трясавиц. Сице водицу взем да на ню молви перьвый причёт.
«За горы высокыми да за реками быстрыми, стоит терем черн да каменный. А и есмь во том тереме чёрном да каменном, двунадесять сестриц да прозваньем трясавиц. А прийду горы высоки да реки быстры да приступлю ко терему черну камену, а и поклонюсь-то земно сестрицам да прозваньем трясавицам: а и вы сестрицы, числом-то двунадесять, выкликаю же знобею, нейди ти Знобеюшка, род человечскый мучати, кости ломати да телеса знобити да огнём палити, а иди ти Знобеюшка, да раба божия имя. А прийди ти да его порога, а и взем ти раба божия имя на муку смертну, да стани кости ломати да тело знобити, а и огнём палити. Не бысте покою, да и не бысте справы, а и мука смертна. Да часа смертна да доскы гробовой. Молитвы не отмолити да заговоры не отговорити. Словом крепкым уговором древлим. Ключ да замок. По векы вечныя аминь. Далее предлежит сей водой вещь окропить да со таковой примолвкой: заговором древлим да уделом великым на муку рабу божию имя. Колико еси ти в уделе Знобеюшка, толико те раба божия имя мучати. Крепкым заветом да тайны словеси аминь».
Како прежде писано, егда несть вещи, то пред сим како человека водой поити сие же молви, а ино и пред порог егда вылить, то таков же заговор. Да прими на мысль, чесо ране по уделу станешь дело вершити, то и далее трясовица от ворога не отыдет да вернее доле и мучати буде, то и вернее во гроб сведёт. Тако есмь обще сие до вся сих трясовицы.
Втора же трясовица именем Чернея.
Есмь ея удел тридесять перьваго дня октемврия месяца и до тридесятого дни новемврия месяца. А и мучит же сия трясовица многоразны хворями да неведомыми недугами, а и кое есмь допреж бывши хвори, то те тако же отворяет, да держит-то до смерти человека. А и съять ея ниже сведати чесо есмь зело претрудно. Причёт же до ея како и ко перьвой на воду чести предлежит, а и ино во вся тако вершити, како с перьвыим причётом. Да причёт-то сей таков:
«За горы высокыми да за реками быстрыми, во лесе тёмном есмь стоит терем чёрн, чёрн да каменный да к небесам-то подъемлется. А и есмь-то во том тереме чёрном да каменном двунадесять сестриц, родом же трясовиц. Кажда княжна млада да каждой удел княжеской, а и прийду аз горы высокия да реки быстрыя да ко терему чёрну камену. А и во удел-то Чернеи-трясовицы: поклонюсь-то ея землекасателно да со таковым-то до ея словом: аз ж
е ти, княжна-трясовица Чернея, людия мучишь да и гробу приводишь, аз до тя прошение емлю: егда бысте те удел, то нейди на род человечскый: хвори творити, сущи отворяти да неведомы устрояти, а иди же ти до раба божия имя, хвори творити да сущи отворяти да неведомы устрояти. Несть рабу божию справы да несть спокою. Тако бы денно да нощно хвори да болести раба божия имя стретали, веком бы сократитеся да гробу прейдти. Никто же сего сымет, никто же отмолит. Словом крепкым да уговором древлим по вецы вечныя аминь. Егда же водицу сею испити даждь, не то и вещь окропляти станешь, а ино и при пороге вылить надобно, то такову примолвку : сея водица предпутие до раба божия имя да трясовице Чернее. На пагубу верну. По веки вечныя аминь».
Третия же трясовица прозваньем безумная, именем же Шумея, ниже Трясея.
Удел ея от тридесятого дни новемврия месяца до тридесятого же дни дикемврия месяца. Мучит же много во уделе род человечскый да разны хворями со света провождаше. Приключаются от нея припадки, яко одержимость, то беснование, ум мешает да глаголы неверны наводит, к сему и слепота от нея явишася може. Да тако и изводит, чесо человеки самоубивцами ко гробу прихождаше чрез нея. Причёт же до нея творится како перьвыим двум, а причёт же сей есмь таков:
«За горы высокыми да за реками быстрыми, а и во лесе тёмном есмь стоит терем чёрн да каменный да к небесам подъемлется. А есмь во том тереме чёрном да каменном двунадесять горниц да и во сих-то горницах, есмь двунадесять сестриц, родом же трясовиц. Аз выкликаю ныне трясовицу прозваньем безумну да величаньем трясею, а именем же Шумею, а и ти, щумея, уделом властна, ум-то ясен видением темнишь, да мнози хвори наводишь, да и чрез тя взор ясен отъяся, а и ко гробу человеки волей идут. Тако иди ти, трясовица Шумея да ворога раба божия имя, да сведи ти имя со света бела, а и во могилу тёмну. Уговором древлим да уделом великым. По веки вечныя аминь».
Тако же и примолвку молви, яко прежде:
«Сия вода -путь до раба божия имя да трясовице-княжне Шумее. От сих словесе да по векы вечныя аминь».
Четверьта же трясовица именем Ломея
Удел ея от тридесятого дни новемврия месяца до тридесять перьваго дни дикемврия месяца. Много людия от нея муки приемлют кости-то во вся телеси ломит да сердце щемит, тоску наводит да тако хвори схождашася, чесо человек житии не желает. Самоохотно с бела свету сходит. Творить же сея трясовицы причёт тако же како и прежним, да причёт-то таков:
«За горы высокыми да за реками быстрыми, еси остров да то буян, да на острову-то тёмныя лес, а и во лесе тёёмныим терем чёрн. Терем чёрн да каменный, а и во том тереме чёрном да каменном двунадесяти палат княжескых. Чесо еси палата княжны Ломеи. Како и прейду аз горы высокия да реки быстрыя да взойду-то на остров буян, а и во тёмныя лес, а и прейду же во терем чёрн да каменный да и ко трясовице Ломее, да поклонюсь-то земно: а и ти, трясовица Ломея, буде ти мене общнице во подели чёрном да на уделе твоея. Соиди до раба божия имя, испроврещи укрепы да молитвы, да сломи кости раба божия имя, а и защепи сердце раба божия имя, да изведи муки много разныя раба божия имя со свету на уделе своея. Буде же от сих словесе да покон удела тако по уговору. По вецы вечныя аминь».
Да примолвка на воду:
«Буде те, трясовица ломея, путь до раба божия имя. По веки вечныя аминь».
Пятый же причёт до трясовицы именем Скорбная.
Скорбью да кручиной мучит, с ума чрез сие тако сводит, не от хвори телесныя, а и от муки душевныя людия во гроб сходят. Удел же трясовице сей тридесять перьваго дни месяца дикемврия и до двунадесятого дни марота месяца, а во ины годы тринадесятого дни того ж месяца. Причёт же до нея ино, неже прежним творити потребно, девяти влас потребно от ворога на коего напуск да лента поминальна, (вероятно траурная). Сею же лентой власы перевяжи да на ню причёт четыредесять раз молви, тако же на зачали удела трясовицы и во полунощь.
«Заговором крепким да уставом древлим, выкликаю трясовицу матерь Скорбную. А иди же ти, трясовица матерь Скорбная от блат топкых, от лесов тёмныих, от рек быстрыих да погостов скорбных. А и взем-то ти, муку гробовую да кручину темничну, скорбинушку погостну да тоску люту, а и обрати, матерь скорбна, муку гробовую да со кручинушкой темничной, скорбинушку погостну да тоску люту на раба божия имя. Бысть бы рабу божию имя, мука, аще при гробе, а и бысть бы рабу божию имя, кручина, яко во узах, а и бысть бы рабу божию имя, скорбинушка, яко кровныим на погосте, да и бысть бы рабу божию имя, тоска люта. От сих словеси да по всяк час. Никто же отмолит да никто же отшепчет. По веки вечныя аминь».
Ленту-то поминальну во ину полунощь при вратах погоста прикопай да со заговором: Отселе до раба божия имя, те мати Скорбная путь верен, да и со соковниками. По веки вечныя аминь».
Далее три монеты на месте том остави со примолвкой:
«Дань за милость».
Причёт шестый да трясавицы Расслабеи
Удел же ея четыренадесятаго дни марота месяца до тридесятаго дни априллия месяца. Мучит же сия трясавица человеков, яко глаголема, сиесть кости расслабляет, суставы отъемлет, чувство во руцех и телеси отъемлет тако ж. причёт же до нея честь на погостну земь, аще при пороге класть, а ино на погостну водицу, аще испить даждь вместно. Причёт же тако же во полунощь честь да четыредесять раз, яко до скорбной трясавицы. Причёт же таков:
«За горы высокыми да за реками быстрыми, еси терем чёрн да каменный, а во сем-то тереме чёрном да каменном, еси двунадесять сестриц прозваньем трясавиц. Аз прейду горы высокия да реки быстрыя да прейду ко терему чёрну да камену. А во сем-то тереме еси горница княжны трясавицы да прозваньем Расслабея. Яко вниду аз во сей-то терем да прейду аз до горницы трясавицы княжны Расслабеи, поклонюсь-то ея земно да со таковым словом: аз же ти, княжна Расслабеюшка, пособи же мене во подели чёрном да на уделе своя. Приди до рабы божией имя, силы ея сокруши да суставы ея отыми, дабы перстом николе не двинути, хлад да огнь николе не восчувствовати. А и нози бы рабы божией имя, вмале не хождаше, а и руцы-то рабы божией имя, вмале не подъемлются. Буде же сия вся зачало на уделе твоя. Словом крепкым, уговором древлим по веки вечныя аминь».
Засим примолвка на земь, ниже воду погостну:
«Се еси предпутие трясавице Расслабеи до рабы божией имя. По веки вечныя аминь».
Причёт седьмый до трясавицы Пухлеи.
Удел же ея перьваго дни маия месяца до тринадесятаго дни иуня месяца. Чрез сию трясавицу таковы разны муки происходят: яко водяница от ея находит, огнь антониев тако же може произвесть, гниение всяко во телеси чрез ея зачинается, а и мнози хвори, коим людия имён не ведают. Сице еси сия трясавица свойства таковаго, чесо идет на гнилу водицу, сиесть болотну, а к сему пора ея удела зело удобна, яко о ту пору ледь со блат сходит. Аще не вместно при пороге сию водицу оставити, то ея во ковш взем да в ню пять власков ворога, а егда заговор молвлен, тако примолвку скажи да сю водицу со власами внове в болото. Честь же сея причёт на захождение солнечно, а причёт же таков:
«Во болотном царьстве да во сокровенном государьстве, еси царь да то болотный государь. А и еси сего царя да сего болотна государя двунадесяти дщерей, княжён да царевен. Сии же еси сестрицы да прозваньем-то трясавицы. Аз приступлю ко болотну царьству да сокровенну государьству. Поклонюсь-то земно сокровенну престолу да испрошу се милости да потворы, а и во подели чёрном пособи. Аз тя выкликаю княжна трясавица Пухлея, пособи во подели чёрном на уделе твоя. А и нейди люд мучати, хвори творити да ветхи отворяти, а поди до рабы божией имя, телеса ея растити, водяницу на ея напускати, кости белы рабы божией имя гноити, хвори многоразными ея ко гробу привесть. Словеси сим поделие замок да ключ еси древен уговор. По веки вечныя аминь».
Како прежде зде бысть писано примолвку сказывати, сия же такова:
«Сия водица ко трясавице болотныя Пухлеи весть да до рабы божией имя путь, егда придет, тако путь крепит. По веки вечныя аминь».
Причёт осмой ко трясавице прозваньем тайная, именем же Гнетея.
Удел ея таков же, яко трясавицы Пухлеи. От перьваго дни маия месяца до тринадесятаго дни иуня месяца. Мучит на уделе своя многоразными хвори человек, особу силу емлет, яко, егда на уделе ея хворь кая нарождается, тако не отворится покуда не смертна. Перьвы же хвори от нея видимы кручину наводит, страхи разны, видения да слухи, сны худыя. Причёт же честь на водицу зело ладно буде, аще на колодезну, да и ина прок даст. Честь во полунощь, а причёт же еси таков:
«За горы высокими да за реками быстрыми, еси терем чёрн да каменный. А во сем-то тереме чёрном да каменном еси двунадесять княжён сестриц да прозваньем трясавиц. Аз прейду ко терему чёрну да камену да вниду во горницу княжны трясавицы прозваньем же тайная да именем же Гнетея. Поклонюсь-то земно да со таковым словом: а и ти, княжна трясавица, прозваньем же тайная да именем же Гнетея, пособи ти мене во поделие чёрном на уделе своя. Нейди ти, человеков мучати, кручинушкоя я морочити, а поди же ти до рабы божией имя, денно да нощно, на утрие да на повечерии, рабу божию имя мучати. Хвори разны сживати, ведомыя да безвестныя, бывши да новее, со кручинушкой да скорьбинушкой. А и ти, княжна трясавица, прозваньем же тайная да именем Гнетея, пребуди со рабой божией имя до часу смерьтна неотходно. Бысть по словеси сим, яко отвеку уговор. По веки вечныя аминь».
Примолвка же такова:
«Сия водица предпутие до рабы божией имя, да трясавицы княжны прозваньем же тайная, а именем же Гнетея. По веки вечныя аминь».
Причёт девятой до трясавицы прозваньем белая, именем же Агнея.
Удел же ея со тринадесятаго дни иуня месяца до тридесятаго дни иуля месяца. От нея же хвори таковы происходят: огневица велия да видения мнози, кровь вся подъемлется да припадки разны, сие же вся ране иных до гроба приводит. Причёт же до нея честь во пору, егда солнце заходит да и честь-то на лучину ли щепу березову горящу, тако становясь, дабы дыму бысть во ту сторонушку ко ворога дому. Причёт же таков:
«За горы высокими да за реками быстрыми, еси терем чёрн да каменный. А во сем-то тереме чёрном да каменном, еси двунадесять сестриц прозваньем же трясавиц. Аз прейду горы высокия да реки быстрыя да приступлю ко терему чёрну да камену. Аз тя выкликаю княжна трясавица прозваньем белая, именем же Агнея. Поклонюсь-то те земно да со таковым-то прошением: а и нейди ти, княжна трясавица прозваньем белая да именем-то Агнея, человек мучати, а поди ти до рабы божией имя. Оцепи ея главу огненным ободом, распали ея кровь, яко смолу кипучу, приведи сень незнаему на разум, отыми память. Да пребудет и, княжна трясавица прозваньем белая да именем Агнея со рабой божией имя до часа смертна. По веки вечныя аминь».
Примолвки же по деянию сему не потребно.
Причёт десятой до трясавицы противной.
Сия трясавица имени не емлет, а едино прозванье противна. Удел же ея со тридесять перьваго дни месяца иуля до тридесятаго дни аугуста месяца. Ум отъемлет, равно же и память, от пищи отвращает и чрез сие сушит, ярость во сердцах подъемлет, кровь во телеси отворяет, а чрез сие боле смерти приключаются. Причёт же до нея честь во полунощь да на водицу, а причёт же таков:
«За горы высокими да за реками быстрыми, еси терем чёрн да каменный. А во сем-то тереме чёрном да каменном, еси двунадесять сестриц да прозваньем трясавиц. Аз прейду горы высокия да реки быстряы да приступлю ко терему чёрну да камену. Аз выкликаю тя княжна трясавица прозванье мже противна, именем безвестна, пособи ти мене во поделие чёрном, приведи же до гроба раба божия имя, пищи бы несть николе не вкусити, разум бысть помрачён, память еси отъяся, да и ярость-то во серьдце подъемлется, а и кровь во телеси отворитися, тако бысте мытарствы сия до гроба. Пребуде ти, княжна трясавица прозваньем противна да именем безвестна. Уговор замок да поделие ключ. По веки вечныя аминь».
Примолвка же такова:
«Сия водица еси предпутие да раба божия имя до трясавицы прозваньем противна, именем же безвестныя. По веки вечныя аминь».
Причёт единадесятой до трясавицы именем Старея.
Удел же ея со тридесять перьваго дни иуня месяца до тридесятаго дни иуля месяца. Вся части старит, серьдце становит. Причёт на погостну земь, ниже воду. Яко прежде зде писано творити же во полунощь. Причёт таков:
«За горы высокими да за реками быстрыми, еси терем чёрн да каменный. А во сем-то тереме чёрном да каменном, еси двунадесять сестриц прозваньем трясавиц. Аз прейду горы высокия да реки быстрыя да приступлю ко терему чёрну да камену. Аз выкликаю княжну трясавицу именем Старею. Поклонюсь-то земно да со таковым словом: а и ти, княжна трясавица стареюшка, пособи ти мене во поделие чёрном. А и нейди, ко людиям добрыим кровт хладити к гробу провождати, а поди ти до раба божия имя, кровь хладити, серьдце становити, да и ко гробу провождати. Буде по словеси сим. Поделие ключ уговор замок. По веки вечныя аминь».
Примолвка стара:
«Сия водица еси предпутие до раба божия имя да трясавицы Стареи. По веки вечныя аминь».
Причёт двунадесятой до трясавицы именем Смертная.
Удел ея по вся дни, наипаче же со тридесятаго пкрьваго дни аугуста месяца до тредесятаго дни септемврия месяца. Едино слово век сокращает да ко гробу приводит. Боле прочих силу емлет. Несть от нея хвори, коя бы ко гробу не бысть. Причёт до нея честь во полунощь да на погостну водицу.
«На море да на окияне, да на острове буяне, еси тёмныя лес. А восем же тёмныим лесе, еси терем да то ставень затворен да двери заключены. Еси же в сем тереме княжна трясавица именем смертна. Сестрицам несть части, прейду до терема сего. Да вниду не стуком, а и велием гласом: выкликаю княжна трясавица именем Смертная. Пособи во поделие чёрном, обратиса ликом на раба божия имя да сокрти век. Зворьми тяжкия. Заговор креплю уговором да твоя вечныим уделом, егда удел смерти престанет, тако поделие сие расторгнется. По веки вечныя аминь».
Примолвка же глаголется тако:
«Водица след да влас путь до раба божия имя повеки вечныя аминь».
Далее влас ворога на могиле соименной прикопати с сею же примолвкой.